Неточные совпадения
Деревья, одно другого красивее, выше, гуще и кудрявее, теснились, как колосья, в
кучу.
Множество возвращающегося с работы простого народа толпилось на пристани, ожидая очереди попасть на паром, перевозивший на другую сторону, где первая кидалась в глаза
куча навозу, грязный берег, две-три грязные хижины, два-три тощие
дерева и за всем этим — вспаханные поля.
Вчера и сегодня, 20-го и 21-го, мы шли верстах в двух от Корейского полуострова; в 36˚ ‹северной› широты. На юте делали опись ему, а смотреть нечего: все пустынные берега, кое-где покрытые скудной травой и
деревьями. Видны изредка деревни: там такие же хижины и так же жмутся в тесную
кучу, как на Гамильтоне. Кое-где по берегу бродят жители. На море много лодок, должно быть рыбацкие.
Широкая, дурно раскорчеванная, кочковатая, покрытая лесною травой улица и по сторонам ее неоконченные избы, поваленные
деревья и
кучи мусора.
По утрам и вечерам летают они в поля на хлебные скирды и копны; особенно любят гречу, называемую в Оренбургской губернии дикушей, и упорно продолжают посещать десятины, где она была посеяна, хотя греча давно обмолочена и остались только
кучи соломы. В конце сентября
деревья начинают сильно облетать, и тетерева уже садятся на них по утрам и вечерам. Начинается осенняя охота.
Тут опять начинается та же история: если тетерева в
куче, то не подпустят и, слетая один за другим, все разместятся врассыпную по разным скольким
деревьям.
Натаскали огромную
кучу хвороста и прошлогодних сухих листьев и зажгли костер. Широкий столб веселого огня поднялся к небу. Точно испуганные, сразу исчезли последние остатки дня, уступив место мраку, который, выйдя из рощи, надвинулся на костер. Багровые пятна пугливо затрепетали по вершинам дубов, и казалось, что
деревья зашевелились, закачались, то выглядывая в красное пространство света, то прячась назад в темноту.
С крыш уже на солнце стаивали последние капели, в палисаднике на
деревьях надувались почки, на дворе была сухая дорожка, к конюшне мимо замерзлой
кучи навоза и около крыльца между камнями зеленелась мшистая травка.
В голове Кожемякина бестолково, как мошки в луче солнца, кружились мелкие серые мысли, в небе неустанно и деловито двигались на юг странные фигуры облаков, напоминая то копну сена, охваченную синим дымом, или серебристую
кучу пеньки, то огромную бородатую голову без глаз с открытым ртом и острыми ушами, стаю серых собак, вырванное с корнем
дерево или изорванную шубу с длинными рукавами — один из них опустился к земле, а другой, вытянувшись по ветру, дымит голубым дымом, как печная труба в морозный день.
Купив, он дня два озабоченно щупал и ковырял эту
кучу старого
дерева.
Пристройки, забор, ворота — всё наваливалось друг на друга, объединяясь в большую
кучу полугнилого
дерева.
Сухой великопостный звон раздавался по всей Москве; солнце в это время уже всходило, и вообще в воздухе становилось хорошо; по голым еще ветвям
деревьев сидели, как черные
кучи, грачи.
— Дерева-то не сумели по-настоящему выбрать и срубили его не по-настоящему… Выхватил одну середку, а остальное будет зря гнить в лесу да другим мешать. Хоть бы хворост да щепы в
кучу собрали, а то хламят лес. Ежели бы
дерево умело говорить, когда его рубят, — что бы тогда было? Ведь оно не мертвое, а живое…
Замолк нелепо; молчали и все. Словно сам воздух потяжелел и ночь потемнела; нехотя поднялся Петруша и подбросил сучьев в огонь — затрещал сухой хворост, полез в клеточки огонь, и на верхушке сквозной и легкой
кучи заболтался дымно-красный, острый язычок. Вдруг вспыхнуло, точно вздрогнуло, и засветился лист на
деревьях, и стали лица без морщин и теней, и во всех глазах заблестело широко, как в стекле. Фома гавкнул и сказал...
Передо мной развернулась широкая картина труда: весь каменистый берег перед бухтой был изрыт, всюду ямы,
кучи камня и
дерева, тачки, бревна, полосы железа, копры для битья свай и еще какие-то приспособления из бревен, и среди всего этого сновали люди.
Тяжко спали изжеванные и обкусанные нищетою, оборванные диким озорством, темные избушки слободы, тесно окружая усадьбу Воеводиных, — точно
куча мелкого мусора большую изломанную игрушку. Сима плотно прижимался к
дереву ворот и, не уставая, читал.
Я знал, что скоро веселый огонь станет смолкать, пламя лениво и томно потянется по раскаленному
дереву, потом останется только
куча углей, и по ним, нашептывая что-то, побегут огненные змейки все тише, все реже…
В ночной темноте приземистые, широкие постройки отца, захватившие много земли, лежали на берегу реки, сливаясь вместе с
деревьями в большую тяжёлую
кучу, среди неё горели два красных огня, один выше другого. Мельница очертаниями своими была похожа на чью-то лобастую голову, она чуть поднялась над землёю и, мигая неровными глазами, напряжённо и сердито следит за течением своевольней реки.
Они вошли в шалаш, где было душно, а от рогож пахло соленой рыбой, и сели там: Яков — на толстый обрубок
дерева, Мальва — на
кучу кулей. Между ними стояла перерезанная поперек бочка, дно ее служило столом. Усевшись, они молча, пристально посмотрели друг на друга.
— Стой! — сказал Тихон Павлович, вышел из телеги и посмотрел кругом. Шагах в сорока от него тёмной, угловатой
кучей рисовался во мраке ночи хутор; справа, рядом с ним — запруда. Тёмная вода в ней была неподвижна и страшила этой неподвижностью. Всё кругом было так тихо и жутко. Густо одетые тенью ивы на плотине стояли прямо, строго и сурово. Где-то падали капли… Вдруг на запруду налетел ветер из рощи; вода испуганно всколыхнулась, и раздался тихий, жалобный плеск… И
деревья, стряхивая сон, тоже зашумели.
Затолклись, захлопали, застучали другие голоса — точно развязал кто-то мешок с живыми звонкими голосами, и они попадали оттуда на землю, по одному, по два, целой
кучей. Это говорили ученики. И, покрывая их всех, стукаясь о
деревья, о стены, падая на самого себя, загремел решительный и властный голос Петра — он клялся, что никогда не оставит учителя своего.
Теперь, осенью, разумеется, не то: суровые ветры оборвали и разнесли по полям и оврагам убранство
деревьев, но и белое рубище, в которое облекла их приближающаяся зима, на каждого пало по-своему: снеговая пыль, едва кое-где мелкими точками севшая по гладким ветвям лип и отрогам дубов, сверкает серебряною пронизью по сплетению ивы;
кучами лежит она на грушах и яблонях, и длинною вожжей повисла вдоль густых, тонких прутьев плакучей березы.
Поддевкина. Что ему? Отец твой в деньгах, долги платит,
дерева накупил, работников понанял да и себя не забывает.
Кутит напропалую!
Все эти
деревья столпились
кучею в небольшой ложбинке, образовавшейся как раз посередине острова в таком удобном для защиты человеческого жилья порядке, что вы не усомнитесь подумать, что они здесь выросли не самосевом, и на этот счет вы нисколько не ошибетесь.